Жак-Луи Давид «Смерть Марата», 1793 г.
Жан-Поль Марат — радикальный журналист, издатель и видный политический деятель начала Великой французской революции. Спустя 2 месяца после взятия Бастилии Жан-Поль выпустил первый номер «Друг народа» (по аналогии с собственным прозвищем), газета нашла огромный отклик в кругах революционно настроенного третьего сословия [1]. Раскручивая репрессивную машину на полях издания, Жан-Поль обличал врагов народа, критиковал власть и агитировал за смену политически неугодных чиновников. Его пытались остановить разными способами вплоть до попытки посадить в тюрьму, но ничего не помогало, каждый раз народ спасал своего Друга, карая обвинителей. Возмездие решила совершить Шарлотта Корде. 13 июля 1793 года девушка трижды попыталась попасть к Жан-Полю под предлогом раскрытия заговора в провинции [2]. Добившись аудиенции вечером, Корде встретила Марата в его кабинете, сидящем в ванной, которая помогала справиться с экземой. Пока издатель читал донос, девушка дважды вонзила нож под правую ключицу жертвы. Смерть Марата не только не остановила гильотины, но и подарила революционерам символ мученика-революциониста [3].
«Шарлотта Корде плохо выбрала свою жертву. Ибо был еще один, тот, который гораздо более виновен; его ее рука должна была бы уничтожить. Смерть Марата послужила только торжеству его отвратительных сторонников. Прежде они считали его пророком, теперь они превратили его в мученика», — писала в тюрьме Сент-Пелажи Манон Ролан, подразумевая под тем, кто «гораздо более виновен», Робеспьера [4]
Создавая образ Друга народа в культуре, значительную роль сыграл друг Марата, художник Жак-Луи Давид, видный деятель якобинского движения. Смерть товарища потрясла художника и до похорон были сделаны зарисовки: голова, ванна, детали интерьера [5], а также поза [6]. При этом за детальной точностью художник не гнался: перед нами не историческое свидетельство, а образ мученика. К одной из деталей относящейся мифологизации героя относится письмо, зажатое в левой руке: «Мари Анна Шарлотта Корде — гражданину Марату. Учитывая мое несчастье, я имею право на вашу поддержку» [7]. Это последняя фраза записки, которую так и не успел получить Марат, на самом деле он исправлял корректуру своей газеты «Друг народа», и залил ее кровью [8]. Деталь с письмом нужна художника для драматизма, ведь показывает альтруизм героя и для контекста, называя и дату убийства, и имя убийцы. К подобным «включениям извне» относится и деревянная тумба, которая выделяется на фоне всей остальной работы не только цветом, но и композиционно, выходя как бы на передний план. «À Marat David l’an deux» — Марату Давид второй год — своеобразная эпитафия Жан-Полю, здесь второй год символ после установления Республики
«Мать, вдова, сирота, угнетённый солдат, все вы, кого Марат защищал до конца своей жизни, приблизьтесь! И посмотрите на своего друга. Того, кто стоял на страже, уже нет. Его перо, ужас изменников, выпадает из его рук. О, горе! Ваш неутомимый друг мёртв!» — Жак Луи Давид [9]
Перед нами не портрет, а лаконичный памятник герою Революции, «Другу народа». Именно на эту идею работают детали произведения от записок на рабочем столе до композиционного построения. Художник показывает Жан Поля как помощника народа, через записку «Вы отдадите эту ассигнацию матери пятерых детей, муж которой умер, защищая родину» и деньги на рабочем столике. Также стоит упомянуть о самом убийстве: лежащий внизу работы окровавленный нож и небольшая рана около правой ключицы — единственные детали, которые рассказывают о произошедшем. Так на картине нет большого количества крови, присуще повреждению лёгкого и сонной артерии, нет и признаков кожного заболевания Жан Поля. Целью художника было создать такой образ, к которому зритель бы испытывал сочувствие, при этом не отвлекался на посторонние детали. Так, например, Давид очищает задний фон от карты Франции, обоев со сложным рисунком, пары пистолетов. При всей лаконичности деталей важную роль играет освещение. Наследуя принципу «подвального света» Караваджо, Давид усиливает драматизм момента, показывая с помощью светотеней мученичество Марата и захватывает символически значимые детали: лицо, откинутая рука, письмо в другой и тумба.
«В картине есть что-то нежное и одновременно щемящее; в холодном пространстве этой комнаты, меж этих холодных стен, над холодной зловещей ванной парит душа» — Бодлер [10]
Давид стремился перенести в новое искусство сакральные качества, тем самым отделяя их от идей монархии и католической церкви. Художник уже использовал различные политические события и революционных деятелей, которые заменили бы святых, в работах с этой целью. «Смерть Марата» тоже заполнена различными сакральными деталями, которые делают Друга Народа мучеником не только революционным, но и религиозным. Так тюрбан на голове Жан-Поля, который помогал справиться с головными болями, становится терновым венком. Рана под правой ключицей — отсылка к ране Христа, которому Лонгин Сотник нанес «удар милости» в левую грудь. Отдельно стоит упомянуть про исходящий от тела Марата мягкий, теплый свет, который становится фаворским светом и особенно хорошо проявляется около левой руки мученика. Но также важно упомянуть про правая рука, невольно свисающая из ванны. Интересна это деталь не только тем, что в ней осталось перо, «оружие» Жан-Поля, деталь историческая и контекстуальная, ведь говорит о роде занятия Марата, но и становится сакральным символом, отсылая ко многим религиозным образам.
«Смерть Марата» часто сравнивают и с Пьетой Микеланджело Буонарроти, и с несколькими работами Караваджо, среди которых главная — «Погребение Христа» («Погружение в гроб»)
Илл. 2 Микеланджело Буонарроти «Пьета», около 1498 — 1501; Илл. 3 Караваджо «Положение во гроб», 1603; Илл. 4 Моль П. «Снятие с креста», около 1631 — 1635
Основой для сравнений становится положение правой руки, работа со светотенью, а также мученическое выражение лица. Но кажется в вопросе, «Что послужило источником?» пропускается важный шаг в творчестве Луи Давида. К картине «Смерть Марата» художник написал парную: «Смерть Лепелетье де Сен-Фаржо» (1793). Иной мученик революции, решивший судьбу Людовика XVI, был убит офицером королевской гвардии. Почти все изображения работы были уничтожен дочерью Лепелетье, кроме случайно уцелевшего рисунку ученика художника. Работа, созданная всего за три месяца до убийства Жана-Поля, включает в себя несколько повторяющихся элементов: композиционное строение, размеры холстов, цветовая гамма, положение руки, а также история написания и идея выставления их парно в Конвенте. Есть и схожая картина для работы Лепелетье: «Андромаха, оплакивающая Гектора» (1783). Поза героев на полотнах схожи от положения правой руки, до запрокинутой головы, художник меняет только направление мученика: теперь он справа налево [11].
Идд. 5 Жак-Луи Давид «Андромаха Оплакивает Гектора», 1783; Илл. 6 Жак-Луи Давид «Смерть Лепелетье де Сен-Фаржо», 1793; Илл. 7 Жак-Луи Давид «Смерть Марата», 1793
Такое положение руки становится элементом творчества, проходящее сквозь творчество Луи Давида: от «Андромаха, оплакивающая Гектора» (1983) до «Гомер и Каллиопа» (1812). Впитывая иконографический изображение снятия Христа с креста, Давид добавляет драматичности и сакральности образу мученику, через связь с религиозным образом.
Опираясь на традиционное изображение мученичества Христа, история убийства Марата со временем также становится иконографической
Илл. 8 Ж. Ж. Ауэр «Смерть Марата», 1794; Илл. 9 Жозеф Рок «Смерть Марата», 1793
Образ несколько раз повторяли ученики Давида в 1793–1794 годах, когда работа висела в Конвенте и образ был символом мученика революции. Влияние работы было настолько велико, что позу Марата повторяют другие художники так, что в этой же позе умирает Клеопатра («Смерть Клеопатры» Жан Батист Реньо). Все меняется в 1795 году, когда пересматривается политический курс, и картину возвращают художнику. После этого почти век работа скитается, сначала совместно с художником, а затем осела в семье художника, которая сумела пристроить «Смерть Марата» в Королевский музей изящных искусств в Брюсселе только в 1886 году. Хотя из забвения полотно выходит в 1845 году после того, как на нее обратили внимание Шарль Бодлер и Пьер-Жозеф Прудон. После этого меняется способ повествования: добавляются исторические детали, меняется угол и в итоге появляется сама Шарлотта Корде. Начинается это с Жан-Жака Хауэра, но полностью это меняется с середины XIX в., когда внимание художников переходит от Марата к Корде, в образе схожем с Юдифью [12].
Илл. 10 Жан-Жозеф Веертс «Убийство Марата», 1880; Илл. 11 Поль Бодри «Смерть Марата», 1860
Изображение Корде венчается работой Эдварда Мунка («Смерть Марата», 1907), после чего изображение возвращается к образу Марата
Илл. 12-13 Эдвард Мунк «Смерть Марата», 1907
От образа великомученика революции Марата повествование сменяет главного героя на Корде и угл повествования, а затем вновь возвращается к Жан-Полю и произведению Луи Давида. Это происходит из-за нескольких процессов: работа Давида становится доступной, после попадания в музей; по миру идут волны революционных настроений и общества так же, как и Луи Давид ищет сакральный образ революционера, отсылаются к Другу Народа. Также важную роль сыграет кинематограф, который цитирует работу Давида начиная с 1897 года, когда Жорж Гато снимет работу «La Mort de Marat» для компании Люмьер, и по сей день. Так XX в. впитывает весь драматически-сакральный образ картины «Смерть Марата», сначала наследуя символу мученика революции, а затем становясь отсылкой к работе Давида.
Илл. 14 фрагмент из фильма Дерека Джармена, «Караваджо», 1986; Илл. 15 фрагмент из фильма Александра Пэйн, «О Шмидте», 2002
Образ мученика революции, Друга Народа, становится иконографическим образом драматической гибели за идею.
(https://en.wikipedia.org/wiki/Jean-Paul_Marat Дата обращения: 28.03.2025)
Морозова Е. В. Шарлотта Корде. — М.: Молодая гвардия, 2009. — С. 167-169
Ольшевский А. А. Марат — М.: Молодая гвардия, 1962. — С. 318.
Морозова Е. В. Шарлотта Корде. — М.: Молодая гвардия, 2009. — С. 160.
Эмбер, Агнеса. Луи Давид. Живописец и член Конвента в пер. с франц. Э. Б. Шлосберга — Л.; М.: Искусство, 1939. — С. 51
Речи и письма живописца Луи Давида в пер. Б. Денике — Л.: ОГИЗ ИЗОГИС, 1933. — С. 92.
Морозова Е. В. Шарлотта Корде. — М.: Молодая гвардия, 2009. — С. 141
Greenhalgh, Michael. «David’s 'Marat Assassiné' and Its Sources». — The Yearbook of English Studies., 1989. — 19: 163.
Речи и письма живописца Луи Давида в пер. Б. Денике — Л.: ОГИЗ ИЗОГИС, 1933. — С. 109-110.
Яковлева Т.Ю.: Становление литературно-художественной журналистики Франции XIX века. Художественная критика Шарля Бодлера. (Эл.ресурс: http://19v-euro-lit.niv.ru/19v-euro-lit/yakovleva-stanovlenie-zhurnalistiki/hudozhestvennaya-kritika-bodlera.htm. Дата обращения: 28.03.2025)
Rethinking Jacques-Louis David’s Marat assassiné through material evidences. Catherine Defeyt, Dominique Marechal, Francisca Vandepitte & David Strivay (Эл. ресурс: https://www.nature.com/articles/s40494-023-00861-3#Fn1 Дата обращения: 28.03.2025)
Вообще, многие историки сравнивают Шарлотту Корде не только с Юдифью, но также проводят аналогию с Брутом и др. Морозова Е. В. Шарлотта Корде. — М.: Молодая гвардия, 2009. — С. 141