Подъезды. Историко-социальный контекст
Подъезд — место, которое мы ежедневно пересекаем в городе: поднимаемся по лестнице, спешим на работу, устало прислоняемся к зеркалу в лифте и возвращаемся домой. Мы обмениваемся дежурными фразами с соседями или идём молча, поглощённые своими мыслями и заботами. Забираем почту, встречаем курьеров, выносим мусор. Таким образом, подъезд связывает нашу приватную жизнь в квартирах с жизнью в общественном пространстве. Но как часто мы задумываемся о символическом значении подъезда за пределами бытового восприятия? Может ли он стать не просто частью многоквартирного дома, а своеобразной машиной времени, позволяющей окунуться в разные эпохи развития страны? Или музеем, наполненным любопытными экспонатами? Всегда ли мы способны абстрагироваться от акта вандализма и рассматривать свежую надпись на стене как «просто текст», часть городской культуры? Для одних подъезд — одно из множества общественных пространств, для других — предмет исследования в архитектуре, социологии, урбанистике, а для кого-то — место, где хранится множество воспоминаний о людях и событиях прошлого.
Подъезд — машина времени
По виду подъезда можно прочитать целую эпоху: как жили люди, как они общались, как относились к общему пространству, каким был их голос в шумной когорте города. Сегодня, переступая порог дверей, построенных в разные времена, мы словно заглядываем в разные мгновения истории, узнавая о них чуть больше с каждым шагом. В каждом под’езде дышит прошлое — от запаха сырости до следов чьих-то шагов, от линии краски на стенах до звонкого эха лифта. Мы перемещаемся между эпохами не благодаря музеям, а через обычный коридор, где хранится повседневная судьба людей. Подъезд становится не просто переходом, а хроникой города, в которой текст надписей и следы времени говорят нам о том, как жили, взаимодействовали и мечтали наши предшественники.
Доходные дома. Первые подъезды России
Доходные дома приходят в городскую историю не как случайная череда стен, а как феномен жизни горожан — ритм и дыхание эпохи. Они вырастали в Европе в начале XIX века и, как семена, устремились к российским берегам к концу XVIII века: тогда население селяло города, искало новое жильё, новый образ сосуществования в большом городе. Под подъездами начиналась привычная повседневность — как дыхание, медленно раскатывающееся по лестницам, как звонкие голоса и молчаливые взгляды в лифтах.
В XIX веке крупные города, Москва, Петербург и другие, превращались в коконы индустрии и науки: заводы и фабрики растягивали утро, учебные заведения набирали студентов, инженеры и рабочие спешили к своим ставкам. Жить нужно было близко к месту работы, и подъезды стали неотъемлемой частью этого городского ритма: они держали в себе судьбы людей, их чаяния и усталость после длинного дня. Каждый подъезд — это страж времени, который хранит отпечаток эпохи: следы на стенах, запах сырости, звон лифта, который прошлое и настоящее держит за руку и ведёт вместе.
подъезд жилого дома, построенного в стиле дореволюционной застройки 1839 года
На снимке — подъезд жилого дома, построенного в стиле дореволюционной застройки 1839 года: четырехэтажный корпус, в котором ещё дышит старый город. Он словно дверца между эпохами — сегодня здесь живут люди и живёт история, которую можно потрогать кончиками пальцев, услышав скрип лестницы и шепот стен. Этот дом напоминает, что подъезды — не просто переходы между квартирами, а хроники города: они хранит память инженеров и рабочих, студентов и учителей, мечты людей и шум их будней.
Подъезд доходного дома Е. И. Кузнецова, построенного в 1915–1916 годах в стиле неоклассицизм. Архитекторы: Великовский Б.М., Розенберг А.В., Бурышкин Д. А. Дом семиэтажный, кирпичный. В настоя
Подъезд доходного дома, построенного в 1909 году в стиле неоклассицизм по проекту архитектора И. А. Претро. Дом пятиэтажный, 1-подъездный. Санкт-Петербург, Тележная улица, 9
Ротонда в доме хранит городскую память и служит точкой притяжения эпох. Легенды о масонах и строгий неоклассизм конца XVIII века показывают, как архитектура переплетает времена и идеи. Разные объяснения появления ротонды — от парадного входа до декоративно-функционального решения — иллюстрируют взаимодействие дизайна и политико-экономических мотивов. Функционально ротонда расширяет свет и движение во входном пространстве, превращая его в место, которое человек помнит и где чувствуется эпоха. Сегодня доступ через «чёрный вход» напоминает о прошлом, но именно контекст ротонды делает этот угол города ощутимым: колонны, купол и спиральная лестница создают дыхание истории. Аналитически ротонда выступает маркером городской памяти: она показывает, как архитектура может объединять коллективную идентичность и служить ориентиром для будущих реконструкций.
Дом с ротондой, 1856, Гороховая, 57. Санкт-Петербург Вид со второго этажа.
«Я в Ротонде провела львинуую часть юности. Мифов было очень много, но большая часть — это выдумки хирповские. Из легенд… ну, разумется, в первую очередь Распутин. Говорили, что в этом доме он содержал своих личных проституток и что его дух до сих пор посещает этот дом…»
Интервью девушки-неформалки, проводившей в Ротонде много времени, для интернет-ресурса «Ридус»
Дом с ротондой, 1856, Гороховая, 57. Санкт-Петербург Вид со первого этажа, настоящее время. Считалось, что написанное на стене обязательно сбудется
«До начала девяностых к Ротонде было отношение практически как к храму: собирались ежедневно, читали стихи, пели, вели философские беседы, но при этом никто в этих стенах не бухал. И курили только сигареты. Если хотелось портвейна — шли во двор дома напротив (через Гороховую), потом возвращались. А стены Ротонды были этакм предшественником соцсетей: стихи, рисунки, объявления о том, что кто-то кого-то ищет… Я года два переписывалась там с кем-то, в обычной жизни так и не встретились ни разу.»
Интервью девушки-неформалки, проводившей в Ротонде много времени. для интернет-ресурса «Ридус»
Конструктивизм. Новое жилье для нового человека
Потребность времени в новых формах жизни породила архитектуру, которая ставила утилитарность и массовость выше декоративности. Конструктивизм отвечал на вызовы индустриализации: строить жильё быстро, недёшево и функционально, чтобы формировать нового гражданина и новый образ города. В подъездах доминировали коридорные схемы, парадные лестницы и свет, который буквально прописывал бытовые ритуалы общения жильцов. Пример Батеницкого жилмасссива (1930–1933) демонстрирует, как архитектура становится инструментом общественной организации: форму управляет задача — разместить людей, обеспечить доступ к общим пространствам и закреплять социалистический образ жизни. В этом контексте жильё превращается не только в оболочку, но и в носитель городской памяти, где каждодневные практики и движения жильцов записывают социальные паттерны времени.
Подъезд дома чекиста, расположенного в квадрате улиц 8 Марта, Антона Валека, Володарского и площади 1905 года, Екатеринбург. Построен в 1931 году.
«Не изображать красивое тело, а выращивать настоящего живого гармоничного человека; не рисовать лес, а выращивать парки и сады; не украшать стены картинами, а окрашивать эти стены…» — эти тезисы, сформулированные советским искусствоведением и одним из основателей ЛЕФа Борисом Арватовым, должны были воплотиться конструктивизм.
Дом Наркомфина на Новинском бульваре — один из экспериментов конструктивизма. Он предстает не просто как жилой дом, а как эксперимент переходного типа жилья начала 1930-х. Архитекторы Моисей Гинзбург и Игнатий Милютин (по тексту в источнике) строили окружение, где утилитарность и массовость становились нормой: квартиры‑ячеки различной конфигурации для больших семей и одиноких жильцов, общая столовая и доступная на крыше зона отдыха. В такой планировке дом превращался в целый общественный механизм: пространства организованы так, чтобы поддерживать повседневную жизнь и совместную активность жильцов, а свет, проходы и перемещения между узлами формировали ритм городской жизни и модели поведения.
Дом Наркомфина на Новинском бульваре, 1930 г
Дом в том виде, как его задумывали, просуществовал недолго: после войны его переобустроили в коммуналку, а в конце 70-х поставили на расселение.
Дом Наркомфина на Новинском бульваре, 1930 г После рестоврации, 2020 г.
Этот проект демонстрирует, как архитектура может формировать социальную динамику и память города. Переход к открытым дворам, рациональным планировкам и взаимозависимым функциям жилья был призван воспитывать новый тип человека и создавать новые возможности для взаимодействия. Однако переходность идеи говорит о двойственной роли пространства: с одной стороны, оно обучает коллективному быту и общественной дисциплине, с другой — несет риск стандартизации и контроля. В итоге Наркомфин становится не только архитектурным объектом, но и лабораторией городского времени, где повседневность и идеологическая программа переплетаются, оставляя след в памяти города о попытке переустроить образ жизни через место проживания.
«Сталинки» — Богатое урбанство
Богатство урбанистического ландшафта сталинской эпохи звучит не только как визуальная роскошь, но и как лозунг для города: монументальные фасады, колоннадные портики и торжественный декор превращали жильё в инструмент идеологического воспитания и социального порядка. Архитектура стала носителем советской мифологии о великом будущем и о новом человеке, которого должно было формировать повседневное пространство: свет в подъездах, ритм коридоров и графика парадных лестниц задавали индекс дисциплины и коллективной памяти. Но вместе с тем такой удельный вес архитектуры нес и риск стандартизации жизни — когда единый стиль жилого фонда начинает формировать единый тип поведения, укореняя представления о «норме» и подчиняя личное разнообразие государственным канонам.
Подъезд панельной «сталинки», 1947
Но наряду с монументализмом советская градостроительная практика сталкивалась с задачей реального социального преобразования: миграция, индустриализация и массовое жильё требовали решений. В городах появлялись типовые кварталы и предсказуемые схемы планировки, призванные повысить функциональность и мобильность населения, однако вместе с этим возникала связь между государственным проектом и личной жизнью людей. Архитектура превращалась в инструмент формирования новой городской повседневности: от размещения жильёв до ритма проходов и санитарных зон — всё это должно было способствовать общественной дисциплине и возможности жить вместе. В этом контексте «сталинские излишества» становятся не только эстетикой власти, но и частью городской памяти, где архитектура и социальная политика переплетаются и оставляют след в памяти города.
Знаменитая высотка на Котельнической набережной превращается в символ эпохи: не просто жилой дом, а архитектурное заявление о масштабе и амбициях Москвы 1930-х годов. Центральный корпус, вытянутый в форме звезды и достигающий 32 этажей, задавал ритм города и стал образцом нового типа жилья: огромные подъезды, общие пространства и мощный фасад, где свет и перспектива формировали повседневность жильцов. Архитектура здесь выступает не только как эстетика, но и как инструмент идеологического воспитания — монументальные барельефы, изображения рабочих и молодёжи с символом мира демонстрировали цель великого будущего и роль каждого горожанина в его достижении.
Однако существует двойственную природу такой городской главы: с одной стороны, сталинский ампир мечтал о едином образе дисциплины и социальной координации, с другой — обрамление кварталов и фасадов тонко подводило к вопросу стандартизации быта и поведения. Война и последующая реконструкция возвращают архитектуру в роль общественной памяти: фасады, интерьерные богатства и символика статьями свидетельствуют о непростом балансе между утилитарностью, эстетикой и идеологическим мандатом времени.
Высотка на Котельнической набережной, 1953 Котельническая набережная 1/15, Москва Подъезд
Высотка на Котельнической набережной, 1953 Котельническая набережная 1/15, Москва Лифтовый холл
«Хрущевки». Устранение излишеств
Постановление 1955 года ознаменовало радикальный переход в архитектурном языке: от пышности сталинского ампира к austerity-характеру хрущёвок. В новых домах царят скромные размеры и экономия пространства: высота потолков 2,5–2,7 м, кухни около 6 кв. м, современные удобства — за счёт снижения затрат и ускорения строительства. Архитектура перестаёт быть демонстративной декларацией величия и превращается в инструмент бытовой регламентации: коридоры и буферные подъезды регулируют движение жильцов, а свет и воздух становятся второстепенными ресурсами по сравнению с эффективностью и массовостью заселения. В этом контексте жилище выступает не только как жильё, но и как социальная технология, формирующая ритм повседневности и коллективную жизнь.
Подъезд «Хрущевки»
С одной стороны, переход к более скромной планировке отражает прагматизм времени: уменьшение площадей, отсутствие лифтов и ограниченный естественный свет говорят о приоритете экономики и скорости строительства. С другой стороны, такая урбанистическая экономика несёт риск потери приватности и индивидуальности — жильё становится инструментом государственной регуляции повседневности. Подъезды превращаются в пограничные зоны между улицей и квартирой, несут символическую роль времени восстановления после войны и одновременно фиксируют новые нормы социализации и совместного быта.
«Брежневки» или улучшение хрущевки
Брежневки выступают не столько как архитектурный стиль, сколько как социально-политическая программа массового жилья. Масштабные серии 1960–1980-х годов пытались сочетать компактность и вместимость: застройка высотой 9–17 этажей, множество подъездов, улучшение площадей квартир и планировок по сравнению с поздними хрущёвками. Это отражало идею перехода к более «современному» уровню жизни и демонстрацию устойчивого темпа роста жилищного строительства. Вместе с тем такой подход собирал вокруг общих объектов повседневности вопросы стандартизации быта, нужды экономить земельные ресурсы и создавать единый городской ритм. В итоге брежневки стали символом эпохи: они показывают стремление к массовому качеству жизни, но одновременно сохраняют риск потери приватности и индивидуального облика жилищного пространства.
Брежневка, 1962
«Породившаяся» урбанистика дополняется критикой: в проектах времен Брежнева нередко отмечались недоработки — тонкие стены, ограниченная звукоизоляция, сомнительные решения по сантехнике и грузовым лифтам. Со временем поздние серии исправляли многие из этих недостатков, повышая качество жилья. Наряду с этим на фоне массового строительства возникали специальные дома для партийной элиты, которые в народе получили своё название (упоминаются «цековские» дома). Эти различия подчеркивают двойственный характер эпохи: с одной стороны — упор на массовость и урбанистическую дисциплину, с другой — социальная стратификация и символическое разделение жилых пространств.
Девяностые и нулевые. Новая застройка и феномен грустного подъезда
Конец 90-х — начало 2000-х отмечен переходом в повседневной жизни города: от устоявшихся «помпезных» подъездов к более скромной, но функциональной застройке, где привычки меняются вместе со способом доступа в дом и использования общих пространств. Фотоматериалы и подписи фиксируют этот сдвиг: подростки в подъезде становятся частью новой городской памяти, а сам подъезд — не просто вход в квартиру, а арена молодежной культуры и повседневной динамики. Иллюстрации и фотографии 1990-х годов создают образ переходной эпохи, когда дизайн общих зон начал отвечать на потребности нового ритма жизни, но оставался источником ностальгии по прошлым пространствам.
С одной стороны, этот переход несёт модернизацию: упорядоченность входных групп, обновление визуального языка и фиксирование новых повседневных практик. С другой стороны, он подчеркивает ощущение отчуждения и монотонности évent: подъезды становятся местами, где молодёжь формирует свою культуру, но при этом теряют часть энергетики и драматургии прошлых времён. Архитектура и фотографии здесь выступают не только как документ пространства, но и как носители социальных историй о смене эпохи — от «квартирной стены» к городской памяти.
Подростки в подъезде. Фото 1990-х годов
Новые панельные дома эпохи поздних брежневок обозначают этап продолжения и модернизации советской массовой застройки: фасады стали вариативнее, появились дома переменной этажности, увеличилось количество многокомнатных квартир. Пространства общего пользования — подъезды, фойе, лестничные клетки, лифтовые холлы — расширились и стали прозрачнее в плане функционала, но их утилитарная природа сохранялась: подъезды по-прежнему служат буфером между улицей и квартирами, без декоративных ответвлений. В этом контексте архитектура работает как инструмент организации повседневной жизни, но при этом сохраняются следы послевоенных привычек и стереотипов о жилье.
Модернизация сферы общего пользования и вариативность облицовки отражают стремление к более комфортному и современному городскому жилью, к повышению уровня жизни и функциональности пространств. С другой стороны, утилитаризм и формальная простота подъездов могут усиливать ощущение монотонности и безличности, превращая жильё в часть городской рутины без яркой индивидуальности. Таким образом, текст подчеркивает дуальность эпохи: с одной стороны — модернизация и расширение возможностей, с другой — риск потери приватности и уникальности жилищного пространства в условиях массового строительства.
Надписи на стенах в подъездах в нулевые
Типичные для постсоветских подъездов «симптомы» — обугленные кнопки лифта, граффити на почтовых ящиках, выбитые стекла — часто интерпретируют как следствие «плохого» менталитета жильцов. Такая схема объяснения удобна, но редуцирует сложное явление до индивидуальной вины. Наоборот, поведение людей во многом определяется городской средой: именно устройство пространства провоцирует или препятствует антисоциальным практикам. Если тропинки в дворах и парках прокладываются неграмотно, люди прокладывают свои пути прямо по газону — так рождаются вытоптанные дорожки. Если входные группы не проработаны, плохо освещены и не воспринимаются как «глазурованная» общественная граница дома, подъезды становятся маргинализированными пространствами.
Подъезд панельного дома нулевых
«Если во дворах, парках и скверах неграмотно проложены тропинки, то люди начинают срезать свой путь по открытому грунту. Удобная и грамотно спроектированная пешеходная сеть не будет допускать того, чтобы газоны были вытоптаны. Также и с подъездами: хорошо благоустроенная среда, где есть стеклянные входные группы в подъезды и достаточно освещения, будет способствовать снижению маргинальности в этом районе и повышению комфорта горожан.»
Роман Капенкин Архитектор и сооснователь Клуба Молодых Архитекторов Саратова
Дом на Дмитрова, 5в, Воркута, 1981 г.
Дом на Дмитрова, 5в — громадный многоквартирный монолит серии ТП‑85, возведённый в 1981 году и изначально насчитывавший 341 жилище — давно утратил статус комфортного «элитного» дома и превратился в печально известное вортутинское «гетто», получившее народное прозвище «китайская стена». Эта метафора неслучайна: массивность и доминантность здания сделали его заметным ориентиром города, одновременно указывая на его социальную отчуждённость.
В прошедшую эпоху дом выполнял функцию охраняемого и упорядоченного общественного организма: консьержки на парадных, магазины в торце, опорный пункт милиции — все эти элементы обеспечивали контроль и сервис, которые поддерживали порядок и ограничивали доступ посторонних. На крыше красовалась советская надпись — «Покорителям Заполярья — слава» — как символ официального мифа о героическом освоении Севера, видимый и в то время, и теперь как исторический знак.
Дом на Дмитрова, 5в, Воркута, 1981 г.
Настоящее время. Накопленный опыт строительства и нерешенные проблемы взаимоотношений
Подъезд воспринимается теперь как целостный результат многовековой эволюции многоквартирного домостроения: это не просто транзитная зона, а персонализированный интерьер, рассчитанный на эмоциональный эффект и бытовой комфорт.
В современных проектах оформление входных групп вышло за рамки второстепенной операции: девелоперы вкладывают в холлы и лобби те же дизайнерские усилия, что и в фасады, потому что внешний образ входа формирует облик жилого комплекса и его рыночное позиционирование. Для жилья бизнес‑класса ключевой запрос инвестора — «wow‑эффект»: повышение статуса, создание атмосферы и узнаваемости. Дизайн здесь служит не только эстетике, но и инструментом продаж; рецепционные зоны и высококачественные отделки сближают жилые входы по семантике с респектабельными гостиницами.
Однако перемены в лобби — это не только коммерция. Авторы отмечают смещение общественного восприятия: размывается прежнее разграничение между «закрытым» комфортным миром квартиры и враждебной улицей. Владельцы жилья всё более заинтересованы в поддержании высокого уровня общего пространства, берут на себя функции самоорганизации и формируют новую модель соседства, основанную на ответственности, а не конфронтации. В этом смысле современный подъезд превращается в своего рода общественный институт — одновременно коммерческий, эстетический и социальный.
Наконец, авторы указывают на особый статус мест общественного пользования внутри жилого дома (фрагмент текста обрывается на замечании о путях эвакуации), но общий посыл ясен: планировка, отделка и организационные практики входных пространств влияют не только на имидж и конкурентоспособность проекта, но и на качество повседневной жизни и уровни соседской солидарности.
Таким образом, архитектура входной зоны работает и как коммерческий атрибут, и как механизм переосмысления общественной жизни в доме — она смягчает приватность квартиры, не нивелируя её, а предлагая безопасный, удобный и социально насыщенный буфер между личным и публичным.
Юлия Дворянинова «Подъезд. Между личным и социальным», 2023 г. Сalameo, 400 с.
Полина Овчинникова «Подъезд как социальный феномен», 2020 г. Сalameo, 84 с.
Галерея в подъезде: как Даша Серенко и активисты знакомят жителей друг с другом // Afisha.Daily [Электронный ресурс]. — URL: https://daily.afisha.ru/cities/7728-galereya-v-podezde-ili-kak-dasha-serenko-i-gruppa-aktivistov-znakomit-zhiteley/ (дата обращения: 27.11.2025)
Тайны Санкт‑Петербурга: Ротонда на Гороховой // Dzen [Электронный ресурс]. — URL: https://dzen.ru/a/XEroqWJBEQCuRGWm (дата обращения: 27.11.2025)Галдарейкин, парадные, вестибюли. Как за последние два века изменились подъезды многоэтажек // 72.ru [Электронный ресурс]. — URL: https://72.ru/text/longread/2022/03/10/70497623/ (дата обращения: 27.11.2025)
Жильё нового человека: какой была жизнь в домах эпохи конструктивизма. Светлана Ворошилова // Bird in Flight [Электронный ресурс]. — URL: https://birdinflight.com/ru/mir/20160921-zhile-novogo-cheloveka-nedolgaya-zhizn-konstruktivizma.html (дата обращения: 27.11.2025)
Доходные дома Москвы. Давид Крамер // MoskvichMag [Электронный ресурс]. — URL: https://moskvichmag.ru/gorod/dohodnye-doma-moskvy/ (дата обращения: 27.11.2025)
Дом Наркомфина: история здания и уникальный процесс реставрации // AD Magazine Russia (Dzen) [Электронный ресурс]. — URL: https://dzen.ru/a/X7PEEyaBmHNNW7jq (дата обращения: 27.11.2025)