
В Kupol Gallery (арт-пространство Cube) проходит выставка «Что за ЦИ? Что за РК?» (кураторы — Андрей Бартенев и Виктория Михопулу), объединяющая яркие, экспрессивные, гротескные художественные произведения, балансирующие на грани карнавала и исповеди. Среди экспонатов — графические работы и костюмы Сергея Чернова, художника легендарной «Популярной механики» Сергея Курёхина, одного из ключевых деятелей ленинградского андеграунда 1980-х годов. Сергей Чернов — художник, модельер, актёр, воплощение ленинградского художественного подполья и духа абсолютной свободы. Он вошёл в историю как один из главных визуальных стилистов «Поп-Механики» Сергея Курёхина — легендарного оркестра-утопии, в котором музыка, театр, политика и панк-карнавал сплетались в единое сценическое действо. На протяжении шести лет Чернов создавал для «Поп-Механики» костюмы, грим, плакаты, сценографию — превращая дефицитные материалы, отходы промышленных свалок, индустриальные материалы с заводов и фабрик и т.д — в выразительные образы. «Почему-то самые интересные предметы, находились в локомотивных депо… пружины, кольца, металл, пластик — вот самый нужный материал…», — вспоминает Сергей Чернов.


Это было искусство тотального жеста, где даже противогаз становился элементом метафизического костюма, а скафандр — символом вырывающейся за пределы норм эстетики. Связанный с некрореализмом, Курёхиным, Новиковым и всей альтернативной культурой Ленинграда 1980–1990-х годов, Чернов всегда оставался в стороне от институциональных стратегий. Он не стал частью мейнстрима даже тогда, когда его современники заняли места в музейных коллекциях и галереях. Чернов продолжал жить на границе — между модой и живописью, сценой и графикой, свободой и дисциплиной. Его называют «творцом атмосферы абсурда», тем, кто создал эстетический облик ленинградского андеграунда конца века.
Чернов-график — феномен более позднего времени. Когда угасла волна эпатажа и перформативности, его рисунки, живопись и арт-объекты раскрылись самостоятельным художественным явлением — тонким, метафоричным, камерным. В них гуляет тот же воздух свободы, но уже без крика: это дневниковые интонации, образы-фантомы, сложенные из фрагментов личной мифологии и культурных отголосков.
Персональная выставка Чернова в Центре современного искусства им. Сергея Курёхина стала важным событием: впервые артефакты эпохи — костюмы, фотографии, афиши и живописные полотна были собраны в пространстве, способном показать масштаб фигуры художника.
Кроме графических работ особое внимание на выставке «Что за ЦИ? Что за РК?» привлекает объект Чернова, посвящённый Владиславу Мамышеву-Монро — с фотографией Монро и самого Мамышева, названный «…а любовь остаётся».
Как рассказал мне Сергей Чернов, желая объяснить замысел: " — Я знал Владислава с 16 лет, впервые привёл его на свои показы в Ленинграде. Мы много общались, и он поделился со мной своим глубоким, юношеским чувством к Мэрилин Монро. В 1980-е годы Владик писал ей письма — настоящие, душевные письма — в Голливуд, будто бы адресованные самой Мэрилин, пытаясь найти её семью. Он писал их по несколько раз в неделю на протяжении 15–17 лет. Эти письма были очень личными. Я понимал его состояние, потому что, и сам писал в те времена, письма Роми Шнайдер. Писал, не надеясь на ответ. Но очень хорошо понимал Владислава — именно поэтому его переписка была мне близка и понятна, мы говорили об этом. Это были письма реальным людям, пусть даже ушедшим, — от юного, живого сердца».
Этот объект Чернова — не просто дань памяти коллеге. Это выражение сопричастности, истории о глубокой личной связи, о любви как движущей силе, не знающей границ и времени. О стремлении дотянуться до недостижимого.
И, возможно, именно в этом и кроется нерв выставки: в соединении трогательной уязвимости с гротескной маской, цирка с молитвой, крика — с признанием в любви.