«Путешествующая аристократка»: интервью с Викторией Андреяновой
Начало девяностых характеризуется поиском возможностей создания модного продукта в условиях свободы творчества и предпринимательства. Некоторые находили себя в художественной среде, некоторые шли путем создания индивидуального «модного дома», одновременно собирая под его крышей специалистов советского времени и ориентируясь на нового российского потребителя.
Виктория Андреянова рассказала Архиву российской моды о своем пути в индустрии с начала 1990-х: от моделирования платьев по лекалам Christian Dior в Центре моды России до создания и развития собственного бренда.
фото из архива Виктории Андреяновой
Людмила: Виктория, расскажите, пожалуйста, как начался ваш путь в моде?
Виктория: Я закончила Театральное художественное училище по курсу «Художник театрального костюма». Можно сказать, что это был компромисс, потому что в семье, где мама — филолог, а папа — историк, не принято было волноваться об одежде. Я комплексовала по поводу того, что мне хочется заниматься одеждой, это казалось неприличным. А театральный костюм был ближе к истории, к истории костюма. В итоге я действительно заболела театром. Мой диплом был посвящен костюмам в спектакле по пьесе «Царь Федор Иоаннович» Алексея Толстого, который шел тогда на сцене Малого театра. После того, как я закончила училище с красным дипломом, все ожидали, что я поступлю в Театральный, но я видела себя только в Полиграфическом, в котором не было мест из-за государственных субсидий. Так возникла идея поступать в Текстильную академию. Я была уверена, что не поступлю, и вернусь работать в театр, в котором меня ждали. К своему удивлению, я поступила! Погрустив немного, я решила попробовать начать учиться.
К своему удивлению, я поступила! Погрустив немного, я решила попробовать начать учиться.
Виктория: В 1986 году на Крымский Вал, в Центральный дом художника, привезли выставку Ива Сен-Лорана. Эта выставка полностью изменила мое отношение к современному костюму, потому что я поняла, что дизайн одежды — это осмысленная сложная работа. Я была потрясена этими линиями, идеями, тем, как они проявляются в современном костюме. Я много делала аналитических работ по конструированию, где анализировала изменения в конструкции плечевого пояса в зависимости от года. Это меня очень вдохновляло. Я, можно сказать, была одержима, ходила на выставку каждый день. Смотрительницы, видя мою увлеченность, даже разрешали мне, хотя это было категорически запрещено, потихонечку выворачивать вещи. После окончания Текстильного института меня распределили работать в Центр моды России.
Людмила: Существовала и такая институция?
Виктория: На самом деле, это была очень серьезная научная лаборатория, работавшая на базе Центрального научно-исследовательского института швейной промышленности (ЦНИИШП), который разрабатывал ГОСТы. На базе этого института и по инициативе Легпрома был создан Центр моды России, который был призван собирать актуальную информацию о тенденциях в мире моды. Благодаря договору с Внешторгом и Домом моды Christian Dior, наше предприятие получало непосредственно с подиума оригинальные лекала, которые закупались за валюту. В Центре моды работали талантливые конструкторы, адаптировавшие эти лекала к особенностям фигуры российских женщин, что позволяло создавать актуальные коллекции для российских фабрик.
Мне поручалось создать, например, летнюю коллекцию — серию платьев на основе моделей Dior определённого года. Благодаря работе с оригинальными лекалами я поняла, как можно использовать безвыточные основы, непривычные для советской школы конструктирования, в которой платье нужно было посадить «насмерть». Поэтому, можно сказать, что «небрежность» в хорошем смысле, «оверсайз» у меня в крови.
Благодаря работе с оригинальными лекалами я поняла, как можно использовать безвыточные основы, непривычные для советской школы конструктирования, в которой платье нужно было посадить «насмерть». Поэтому, можно сказать, что «небрежность» в хорошем смысле, «оверсайз» у меня в крови.
Финальный выход моделей на Неделе высокой моды, 1998
Виктория: В 1990 году Центр моды отправил меня в командировку в Индонезию и Сингапур по линии Министерства легкой промышленности. Индонезия тогда стремилась развивать легкую промышленность и активно трудоустраивать женщин. В пальмовой роще мне выделили место для работы: вырубили пальму под стол, дали бумагу и карандаш. За неделю работы под открытым небом в естественных условиях тропиков мы с командой организовали экспериментальную фабрику и создали новую коллекцию.
В Центре моды, как и на любом советском производстве, процесс моделирования был непростым. Модельер разрабатывал модель, которая затем проходила различные этапы: технические и художественные советы, министерство, ведомство. Через год, сидя на какой-нибудь из таких встреч, я видела модель, которую, казалось, видела впервые, и объявляли: «Модель Андреяновой!». Например, я создавала модель из ткани, которая красиво драпировалась, а в итоге получала что-то полиэстеровое, что стояло как зонт. Я возражала: «Это не моя модель, я такое не разрабатывала!». В итоге я добилась утверждения смены ткани с дизайнером, потому что иногда результат оказывался совсем не тем, что задумывалось. К тому же процесс был очень долгим.
Мой муж Юрий Петрович Андреянов, физик по профессии, часто иронизировал по поводу моей работы: «У вас центр есть, а моды нет».
Виктория: Посещение Сингапура и Индонезии, особенно текстильных фабрик в Сингапуре, стало для меня откровением. Как человеку эпохи дефицита, мне было сложно выбирать, это до сих пор вызывает стресс. С 1994 года я дважды в год ездила в Париж на выставку Premier Vision. Все говорили: «Ой, в Париж, отдохнем», но для меня это всегда был вызов: из миллиона предложений нужно было выбрать то, что станет основой моей коллекции, то, что я должна буду продавать. Например, если я знала, что у нас предприятие «Красная Роза» производит крепдешин в горошек размером либо пшено, либо средний горошек, а тут можно было горошек калибровать от очень маленького до огромного!
После поездки я поняла, как работают частные предприятия. Это вдохновило меня уйти из государственной компании. Поскольку эту компанию ловко приватизировали, и начали сдавать в аренду цеха, мне было страшно смотреть, как потрясающие специалисты, которые работали с лекалами Dior, начали уходить, некоторые стали челночничать, я решила что-то изменить и собрать команду под своей крышей. В 1992 году муж предложил выкупить мою коллекцию в Центре моды и сделать её основой первой коллекции моего бюро.
Мне было страшно смотреть, как потрясающие специалисты, которые работали с лекалами Dior, начали уходить, некоторые стали челночничать, я решила что-то изменить и собрать команду под своей крышей.
Виктория: Бюро получило название «Виктория А». Компания была зарегистрирована в Горно-Алтайске. В то время страна переживала переходный период, и в Горно-Алтайске находились предприятия, нуждавшиеся в перестройке с военных «рельсов» на гражданские. Директор одного из таких предприятий, «ПолиЭкс», пригласил меня помочь им в разработке гражданской продукции. У «ПолиЭкс» было многозадачное производство, включая швейное.
Когда руководство объясняло, что они производят «пожарные рукава», я думала, это будет форма для пожарных, а это оказались пожарные шланги — трубы из брезента, из которых воду льют на объекты! Я так смеялась. Но это были еще не все сюрпризы. Директор рассказал о полученном от китайцев швейном оборудовании для производственных цехов и предложил посмотреть его, но я увидела бытовые машинки, маленькие, почти детские, расписанные золотой краской! Мне пришлось сказать, что их, похоже, обманули, потому что на таком оборудовании шить невозможно, разве что ремонтировать одежду или отдать в школы.
Образы для журнала мод «Кузнецкий мост», 1992–1995
Из архива Виктории Андреяновой
Виктория: Одна из самых первых коллекций, еще до официальных показов на неделях моды, была очень аскетичной. В Центре моды России, где я работала в начале карьеры, каждый дизайнер получал задание на разработку коллекции в русском или национальном стиле. А мне, как молодому дизайнеру, хотелось минимализма, оверсайза, авангарда. И, вырвавшись оттуда, я надолго забыла национальный костюм. Но, конечно, меня вдохновляли некоторые его элементы.
Например, для первой коллекции я использовала тесьму, по-моему прибалтийского производства, такую хлопковую и широкую, в натуральной гамме, но очень минимально — только на рукавах. Тогда первым моим клиентом стал партнер моего мужа, директор британско-российской пароходной компании с российской стороны. Он сразу купил два костюма для жены. А через какое-то время мне приходит письмо от Мэри Куант, того самого дизайнера, которая «изобрела» мини-юбку! Жена этого англичанина была «моделью под размер», с которой работали дома моды при разработке тиражных коллекций.
Когда она пришла на примерку в моем костюме, Мэри Куант схватила ее и начала трясти: «Где ты это взяла? Чей это костюм?»
Виктория: Девушка рассказала, что муж купил это у российского дизайнера, и Мэри Куант написала мне письмо, в котором отметила мой аскетичный стиль и призвала меня использовать в дизайне «русский романтизм». Позже я посвятила Мэри Куант осеннюю коллекцию 2018–2019 года, многослойную, небрежную, «шотландскую» и единственную, в которой были мини-юбки.
Для меня до сих пор самое любимое — это когда человек покупает мои вещи и забывает про них. То есть они сопровождают его как фон, с которым ему хорошо. Поэтому для меня удобство — принципиальный момент. Я никогда не сделаю что-то категорически неудобное, что требует постоянных поправок или размышлений о том, как это надеть. Это мое кредо. Когда-то давно у меня сложился слоган: «Моя клиентка должна быть одета лучше всех, но никто не должен подозревать, что она нарядилась». «Лучше всех» для меня значит использование очень качественной ткани. Ткань — это мое вдохновение.
Виктория: Первый мой серьезный самостоятельный показ состоялся в 1994 году. Режиссёром этого показа был Юра Грымов, бывший манекенщик в Центре моды России. Он сделал потрясающее шоу, о котором все тогда написали. Когда «Коммерсант» опубликовал статью, на обложке была фотография моей модели. Это было настоящее шоу с моделями агентства Red Stars.
Светлана: И где это проходило?
Виктория: На улице Кульнева. Сейчас это Москва-Сити, а тогда там находилось предприятие бытового обслуживания. Грымов научил меня бескомпромиссному отношению к показу. Он заставлял людей, которые строили подиум, перекрашивать его пятьдесят раз, чтобы добиться идеала. Он говорил: «Между модой и пошлостью — один миллиметр. Если на подиуме царапина — это пошлость». И это правда. Ведь Шанель говорила: «Лучше морщинка на лице, чем на чулке». Грымов блестяще поставил это шоу.
«Действующие лица»: материал про российских дизайнеров в Vogue, октябрь 1998
Виктория: В 1997 году я представила свою первую коллекцию «Путешествующая аристократка» на Неделе высокой моды. Она была сделана из твида. После показа на меня обратила внимание компания Scottish Enterprise, занимающаяся продвижением шотландских тканей. Они организовали мне поездку в Шотландию на средства правительства Великобритании. Многие из фабрик, которые удалось тогда посетить, предложили мне стать их дистрибьютором, и у меня до последнего времени была возможность получать от них ткани по «первой» — самой низкой — цене.
Мы все прекрасно понимали, как важно было то, что делала компания «Артэс», организовавшая Неделю высокой моды. В 90-е годы фонд стал привозить коллекции больших западных домов [моды]. Представьте, я свою первую коллекцию — вот эту твидовую — показывала вместе с Balenciaga и Альбером Эльбазом [В 1997 году Эльбаз был креативным директором бренда Guy Larochе, приглашенным с показом на Неделю высокой моды в Москве]. Мне тогда позвонила режиссер недели моды Любовь Гречишникова и говорит: «Я тебя поздравляю, Эльбаз тоже привез твиды». Я лежала на кровати и не хотела никуда идти! Эльбаз будет показывать твиды, и я тут со своими твидами!
Мне тогда позвонила режиссер недели моды Любовь Гречишникова и говорит: «Я тебя поздравляю, Эльбаз тоже привез твиды». Я лежала на кровати и не хотела никуда идти! Эльбаз будет показывать твиды, и я тут со своими твидами!
Показ коллекции «Путешествующая аристократка» на Неделе Высокой моды, 1997
Виктория: Моя вторая коллекция, показанная на Неделе моды в 1998 году, называлась «Снежная баба». «Баба» в названии для нашего среднего уха звучит исконно и интересно. Помню, тогда приглашали дизайнеров в клубы, и Игорь Верник вёл одно из таких событий. Я сто пятьдесят раз просила объявить коллекцию как «Снежная баба». На репетиции он говорил «Снежная королева», и я предупредила, что если он скажет так на мероприятии, я уйду и ничего не покажу. В итоге он всё же объявил «Снежную королеву» — не понимал, как можно такую красоту назвать «бабой». Для меня же он обесценил идею коллекции.
В августе 1998 году случился дефолт. Каждый кризис открывал перед нами новые возможности. Многие люди, привыкшие к брендам и бутикам, не желая снижать уровень жизни, но уже не имея возможности покупать пиджак Versace за 5000 долларов, пришли к нам на индивидуальное обслуживание. Но надо сказать, что даже работая над индивидуальными заказами, я всегда старалась отталкиваться от коллекции, адаптировать её под размер клиента, но не создавать новые модели под конкретного человека.
Финальный выход на показе коллекции «Снежная баба», 1998
Виктория: Я всегда видела себя промышленным дизайнером. Поэтому, когда в 2003 году «Аэрофлот» объявил конкурс на создание форменной одежды, я поняла, что это моё. С тех пор это стало одним из направлений нашей компании. Приступая к этой работе, я подхожу к ней так же, как к созданию обычной коллекции: провожу исследования, создаю мудборды и работаю над конструкциями. Неважно, для какой компании мы разрабатываем форму, будь то «Макдональдс» или кто-то другой, главное для нас — это идея и образ. Этим мы, наверное, отличаемся от формального подхода к форме, потому что всегда начинаем с нуля для каждой компании.
«Небо. Аэрофлот. Девушка»
Vogue, декабрь 2003
Виктория: На создание коллекции 1999 года меня вдохновили российские, даже ещё советские текстильные фабрики. То есть, я выбрала лучшее, что у нас создавалось. Мы просто не ценили это из-за отсутствия разнообразия и не могли сравнить качество. Шерстяной креп, например, был лучшим в мире.
Очень долго у нас не было полиэстеров. Те самые корейские полиэстеры, которые произвели на меня колоссальное впечатление в начале девяностых в Сингапуре, действительно меня вдохновили. Я тогда устала от габардина и крепдешина. Я увидела новые, легкие ткани, на которые можно нанести любой рисунок за три дня. Но настоящие ценности — в натуральных тканях, поэтому в 1999 году я сделала из них коллекцию «Happy end!», которую показала на Неделе высокой моды. «Ткани, которые человечество берет с собой в новое тысячелетие» — такая была идея.
Показ коллекции «Happy End!», 1999
Виктория: Я считаю, что первым человеком, который организовал настоящую неделю моды в России был Виктор Соловьев, в то время муж Юлии Далакян. Мы с ним вместе учились в Текстильном, но он был старше нас. У них вместе с Александром Жуковым была потрясающая неделя моды, в которой участвовали, мне кажется, все. Первый сезон прошел в Смоленском пассаже.
На этой неделе моды я показала коллекцию «Юбки». Я очень любила юбки как ассортимент. Сейчас я меньше их делаю, потому что спрос, конечно, больше на брюки. Но юбка как тема меня всегда волновала, и у меня скопилось большое количество разных юбок. Я даже хотела открыть концептуальный бутик юбок, на что мне говорили, что я ненормальная, потому что к одной юбке продается два верха… Я все равно думаю, что это наверняка был бы хороший проект. В общем, я сделала показ юбок на роликовых коньках. У юбки пластика в обычном показе не видна, а когда модели начинали двигаться, наворачивать круги, юбки хорошо было видно в динамике. Показ тогда высоко оценила Мария Тер-Маркарян, мнению который все доверяли.
Показ коллекции сезона осень-зима 2001 на Fusion Week
Виктория: Я всегда понимала, что, даже если на показ приходят только профессионалы, важно оценить, что люди нашли время, пришли к тебе, они должны уйти наполненные какой-то эмоцией. Я считаю, что показ — это определенный вид искусства. Хотя это может быть обычная одежда, она все равно должна быть вовлечена в какую-то историю и транслировать идею.
Людмила: А вы участвовали в конкурсах моды?
Виктория: Да, конкурсы — это вообще отдельная история. В 1995-м году состоялся первый конкурс «Платье года». Организатором была Ирина Кононова, которая сейчас возглавляет Российское историческое общество. У конкурса была интересная концепция: дизайнеру нужно было создать всего одно платье, отражающее, как сейчас бы сказали, ДНК бренда. Я тогда получила первую премию, и все, смеясь говорили: «Андреянова, ты в этом году выиграла, потому что ты первая по алфавиту!»
Я всегда понимала, что, даже если на показ приходят только профессионалы, важно оценить, что люди нашли время, пришли к тебе, они должны уйти наполненные какой-то эмоцией.
Платье Виктории Андреяновой для конкурса «Платье года»-1995
Виктория: С этим первым конкурсом связана такая история. Как я уже сказала, нужно было создать одно платье. Я спохватилась в последний момент, но решила, что, хотя победить скорее всего не получится, но участвовать надо. Все-таки это был первый конкурс, жюри возглавляла Шанталь Тома. Я планировала делать из черного габардина платье-пальто «чистой» формы, с плечами, просто отработать модель, чтобы потом использовать ее в коллекции. Я попросила конструктора заняться плечевым поясом, оставить длину «в пол» для модели максимального роста 182 см, а остальное додумать уже на примерке.
Приходит манекенщица, ее одевают, вставляют подплечники. Мы скрепили полы пальто посередине, я взяла мел и начала прямо на пальто отмечать линии. И тут я понимаю, что я должна на этом платье вышить детали кроя белыми нитками, чтобы сымитировать вышивкой отметки мела по линия талии, линия бедер — так же как мы пишем на лекалах. И родилось это платье! Внизу на подоле вышито будто мелом: «Конструктор Нина Кровец, портная Света Смирнова, дизайнер Виктория Андреянова». Я еще нитки оставила, не стала обрезать концы.
Вызываю я нашего водителя, чтобы везти платье на кастинг, а он говорит: «Я не повезу такой стыд. Вы видели там „яйца Фаберже“, кринолины?». Я ему: «Нет, везите!». А сама боюсь. И попросила, чтобы чехол не раскрывали до показа.
Портрет с наградой «Золотая вешалка», из архива Виктории Андреяновой
Виктория: Потом я опоздала на кастинг, который был в Колонном зале. Все было очень серьезно организовано. И я понимаю, что лучшую модель я уже не выберу. И вдруг на меня летит Света Батурина — такая высокая, под два метра, которая тоже опоздала. Я думаю: «Ну всё, это судьба. Иди ко мне, моя дорогая, мы с тобой вместе пойдем». Я на неё надеваю платье, и вижу, что модели остальных дизайнеров вечерние. Даже Владимир Зубец сделал какой-то «кринолин». Но когда Света пошла в этом черном платье с вышитыми белыми символами, на полголовы выше всех, я поняла, что я победила. И успокоилась. Платье расценили как символ моделирования, и организаторы были очень довольны, что в первом конкурсе получилась такая победа.
В следующем году организаторы решили разнообразить программу, добавив еще несколько категорий: «Вечернее платье», «Городское платье», и «Повседневное платье». Золотую вешалку тогда забрал дизайнер Алишер, который позже стал известным стилистом. Он создал не просто платье, а целый образ, используя лишь кусок красной ткани, который превратил в юбку, украшенную красными бусинами.
Jalouse, май 2003
Виктория: В 2000 году открылся мой первый бутик. Ко мне за заказами обращалась самая разная публика. Одна дама настолько захотела носить мою коллекцию, что похудела с 54-го до 44-го размера. Представляете, какое желание? Она была настолько впечатлена своим преображением, что спросила меня: «Виктория, чего вы хотите больше всего?» У неё были возможности, и я ответила, что мечта любого дизайнера — это свой бутик. И она открыла его для меня на Петровке, в 2000 году.
Людмила: То есть она стала вашим инвестором?
Виктория: Да. Он работал до 2004 года и был оформлен на уровне лучших европейских бутиков. Всё было потрясающе красиво. Но у меня ещё не было налажено производство, что делало работу очень нервной. Мне приходилось тянуть все на себе: заниматься и организацией работы Дома моды, и общаться с клиентами в бутике, потому что все «требовали дизайнера».
Виктория: Клиентами были «новые русские», прекрасные люди, готовые много покупать. Но у меня не было ни сил, ни возможности их обслуживать из-за усталости и отсутствия профессиональной поддержки. Именно тогда мы впервые встретились с Анной Лебсак и Андреем Бурматиковым из Fashion Consulting Group. Они помогли нам хотя бы немного выстроить процессы: маркетинг, ассортимент, ценовую политику. Потому что ничего до этого не было, даже профессии «маркетолог» не существовало. Поэтому, когда в 2003 году был объявлен конкурс на форму Аэрофлота, я с радостью закрыла бутик под этим предлогом.
Считала и считаю, что продавать одежду должны специально обученные люди, а не дизайнеры.
«Северная сага»
О работе российских дизайнеров с мехом в рамках кампании Saga Furs в Vogue, ноябрь 1999
Читайте другие материалы архива ↓
Об истории российского дизайна одежды, событиях проекта и другие интервью читайте в телеграм-канале проекта Архив российской моды / АРМ по ссылке t.me/rfa_media